Централизованная библиотечная система Библиотечно-информационная служба (бис) «Лауреаты в области литературы XXI века»

Централизованная библиотечная система

Библиотечно-информационная служба (БИС)

«Лауреаты в области литературы XXI века»

Игорь Сахновский

Камышлов, 2007

ББК 91.9 : 83

Редакционная коллегия:

Кириловских Л.К.

Лавренцева М.Э.

«Лауреаты в области литературы XXI века» Игорь Сахновский:/ Ред. Л.К. Кириловских, М.Э. Лавренцева; Сост. Л.К.Кириловских, М.Э.Лавренцева, Ю.Ю.Лоскутова, Е.В.Минкаирова. - Камышлов, Централизованная библиотечная система, 2005.- С.

ББК 91.9 : 83

Компьютерный набор:

Лавренцева М.
И

горь Сахновский родился в г. Орске в 1958 г. В 1981 г. закончил Уральский государственный университет имени A.M. Горького по специальности "русская филология". Работал литературным консультантом в Средне-Уральском книжном издательстве и журнале "Уральский следопыт". Научным и главным редактором в уральском отделении Академии наук СССР и региональном отделении издательства "Наука". Является одним из учредителей еженедельной газеты "Книжный клуб", а также руководителем проекта, литературным редактором и автором ежемесячного журнала "Я покупаю" в Екатеринбурге.
И. Сахновский - автор двух книжек стихов. Его роман "Насущные нужды умерших" был опубликован в журнале "Новый 0+мир" в 1999 году. А уже в 2000 году этот роман был номинирован на премию Академии Российской Современной Словесности имени А.Григорьева.
В настоящее время Игорь Сахновский работает над книгой рассказов и романом "Человек, который знал всё".
ИНТЕРВЬЮ:

Игорь Сахновский: «Писать о любви — это подвиг»

На карте мировой культуры (если бы таковая была) есть совсем немного абсолютно недосягаемых местностей. Они — словно Олимп, Эльбрус, Килиманджаро, Пик Коммунизма. На эти горы периодически кто-то взбирается, но в целом это местности почти недосягаемые, а отдельных смельчаков помнят еще долго и с искренней завистью. Культурные «пики» — едва ли не более недоступны. Можно победить на паре международных конкурсов вокала, но это не значит, что пригласят петь в «Ла Скала». Можно выиграть гран-при «Worldpressphoto», но это не гарантия работы в агентстве «Магнум».

А по каким критериям отбирают авторов для издания в легендарном парижском «Галлимаре», одним «галлимарским» редакторам известно. Но уже сам факт появления чье-нибудь книжки в этом издательстве означает приобщение автора к «могучей кучке» немногих уникальных имен в мировой литературе.

Столь долгое вступление потребовалось, чтобы подготовить читателя к одной новости: книга екатеринбургского писателя Игоря Сахновского готовится к изданию в том самом «Галлимаре», где выходила «Лолита» Набокова, «Доктор Живаго» Пастернака романы Натали Саррот и других классиков. А еще — эта же книга прозы, недавно вышедшая в столичном издательстве «Вагриус», стала самой популярной новинкой в центральных московских и местных книжных... Все эти оглушительные новости просто вынудили меня позвонить автору и договориться об интервью.

Беседовали в одном местном ресторане под назойливое и недобитое ретро. В основном, об издательских делах, но зацепили еще эротику... Дело в том, что Игорь Сахновский — лауреат российской литературной премии «Русский Декамерон» — за лучшее эротическое произведение. Говорили о литературном вкусе вообще — наш герой — любимец толстых литературных журналов — «Нового мира», «Знамени», «Октября» — и при этом редактор глянцевого потребительского гида «Я Покупаю».

— Каковы ощущения — тем более для российского литератора, — когда берешь в руки свой роман, изданный за границей, на чужом языке?

— Абсолютная фантастика! Не так давно, я перечитывал биографию Набокова, Брайана Бойда (великолепная вещь! Бойд просто «выжег землю», другим с этой темой уже делать нечего). Там было очень много об отношениях Набокова с издательством «Галлимар» — как «Галлимар» заключал договор об издании «Лолиты». Мне всегда казалось, что «Галлимар» — это вообще какой-то миф. Реально, «Галлимар» — как фирма, которая издает книги — для меня не существовала. Некая литературная легенда, не ближе. И вдруг, я получаю от реального «Галлимара» письмо с предложением о сотрудничестве! И после короткой переписки, они мне написали буквально следующее: «Считайте это письмо официальным предложением от директора департамента деловой литературы издательства, г-на Жака Мотерна об издании вашей книги в «Галлимаре». Правда, сразу предупреждаем, во избежание дальнейших разочарований, что «Галлимар», при всей своей престижности, платит не больше, чем другие европейские издательства». Просто в голове плохо укладывается, что вообще могло это произойти.

— Игорь Фэдович, расскажите вообще о ваших отношениях с зарубежными издательствами. Ведь для многих наших авторов и большинства читателей это все — совершеннейшая экзотика.
— История моих отношений с заграницей такова: когда мой роман («Насущные нужды умерших») вышел в «Новом мире», было очень много хвалебных отзывов, в основном — из-за рубежа: хвалили из Швейцарии, из Великобритании, Штатов... Мне поступило предложение из одной школы в Южной Англии, — преподавать студентам, что я и сделал. Потом было еще несколько предложений: два о работе, одно о фиктивном браке. Я принял одно — по работе. И несколько лет сотрудничал с английской газетой («Лондонский курьер») в роли колумниста. Просто пригласили и сказали: «Пиши о чем хочешь». Оказалось — безумно трудное дело — «писать о чем хочешь». В это время мой роман перевели на английский, завязались переговоры с издателем, но в результате вместо книги я получил премию Fellowship Hawthornden International Writers Retreat и жил какое-то время в шотландском замке, работая над новым романом. Получилась забавная ситуация: книга издана не была, и премирован был просто английский перевод.

Уже потом, после «Русского Декамерона», ко мне обратилось одно немецкое литературное агентство, Nibbe und Wiedling. Хозяин этого агентства, Томас Уидлинг, предложил мне заключить с ними договор о передачи им права продажи рукописи «на территории мира». После этого мои книги купило одно Лейпцигское издательство. Это было в прошлом году. А недавно — мне сообщили, что перевод уже сделан, и книга вот-вот выйдет в Германии. Из других заграничных событий — этой весной был ежегодный парижский салон. Это такое пафосное мероприятие, каждое — тематическое. В этот раз был «Год России», и по этому случаю парижское издательство Фойар (Fayard) издало сборник «Современная российская проза. Избранные рассказы». Они туда взяли мой «Нелегальный рассказ о любви». И не так давно мне доставили этот сборник. Оказалось — очень хорошее издание. Там хорошая компания: Аксенов, Улицкая, Маканин и другие. Очень было интересно увидеть себя на французском языке. Не могу сказать о качестве перевода, но я обратил внимание, на необычные моменты: например, героиня называет героя «Штирлиц», переводчик заменил это на «Шерлока».

— Ваш успех на российском книжном рынке — это редкий случай, притом, что не было заметной рекламной кампании книги. «Счастливцы и Безумцы» просто вышла, и...
— Я до сих пор не считаю себя профессионалом в полном смысле этого слова. Потому что писательство для меня всегда было абсолютно приватным, домашним и очень сомнительным занятием. Сомнительным в том смысле, что за это никто не отвечает, кроме тебя. Здесь результат непредсказуем никем и ничем. Ты тратишь свою жизнь, свое время, свои силы... я не могу работать «профессионально». Я пишу очень медленно. Безобразно медленно. Пока я не получу кайфа от фразы, я ее не отпускаю. Я долгие годы писал стихи, и привык, что в стихах в основу ставится слово, и стихи «радиоактивны». Я никогда не мог понять, как же пишут прозу: ведь там же столько слов! Потом я просто придумал для себя принцип: надо как бы выбирать дыхалку, и на ней шпарить. Но — не получается. Я все равно пишу на уровне слов, и очень медленно. Я уже чувствую издержки такого процесса. Знаете, есть такое разделение — на «рассказчиков» и показчиков. Например, Бунин, скорее «показчик». А я — в большей степени — рассказчик. В «Новом мире» как-то написали: «заметно, что он учился у Набокова и Пруста, но уроки не привели к подражанию».
— Довлатов говорил: «Когда я пишу для газеты, у меня изменяется почерк». Как складываются ваши отношения между работой редактором в потребительском журнале, написание «глянцевых» рассказов и «серьезное литературное творчество?»
— Связь довольно тесная. Кого-то это может удивить, но все мои рассказы сначала были опубликованы в «Я покупаю». Это не значит, что они писались исключительно для «ЯП», но у меня получалось какое-то «безотходное производство». Иногда случалось, что одна и та же вещь выходила одновременно и в «ЯП» и в «Лондонском курьере». Кроме того, работа с чужими текстами — это, конечно, сумасшедшее дело. Но приходится: я далек от ситуации, когда можно спокойно зарабатывать прозой, такого почти не бывает. Тем более что я достаточно долго определял издательскую политику журнала, приводил авторов. Сложилась ситуация, когда на протяжении нескольких лет в каждом номере журнала был рассказ. Это уже серьезно. Не скажу, что все было абсолютно блестяще, но это была проза на уровне. В мировой практике — это очень хорошая традиция. Лучшие рассказы Сэлинджера, например, публиковались в «Harper`s Bazaar». Я уже не говорю о публикациях в парижском «Vogue» в шестидесятые-семидесятые годы.

Другое дело, что мне как-то пришлось по долгу службы прочитать гору журналов «Космополитен» — ничего страшнее я не читал! Просто ужас полный... я писал тогда большой обзор для «Лондонского курьера», о попсе, эстраде, а потом о глянце российском. И почитал в том числе, прозу в «Космополитене». Это кошмар — она очень плохая.

— Тем не менее, проза «космо» активно экранизируется: расходится на телесериалы, полнометражные телефильмы...

— (устало) - Это бизнессс...

— На ваши «глянцевые» рассказы были покупатели с ТВ?

— Да, как раз в тот вечер, когда мне вручили «русского Декамерона» — была большая и помпезная тусовка в ЦДЛ. Там устроили пафосный банкет, от которого мне ни крошки не осталось — меня журналюги просто разорвали на части. И там ко мне подошел один крупный продюсер и спросил: «не пишите ли вы что-то длинное и остросюжетное?» Я сказал, что «случайно, пишу». — «Тогда я у вас это куплю для сериала. Сериалы — это мой бизнес, и у нас очень остро не хватает качественной литературной основы». «Откуда вы знаете, что я напишу»? — «Я уже вижу, как вы пишете, поэтому, доверяю». Роман я пишу достаточно медленно, так что даже стыдно — перед читателями, перед заказчиком..

— Один английский литературный журнал учредил своего рода анти-премию: «за худшую постельную сцену года».

Если бы такая премия была у нас, кому бы вы ее вручили?

— Казалось бы вопрос — по-адресу, на самом деле, не ко мне. Я никогда в жизни не писал сознательно на эту тему, ни одной вещи собственно эротической у меня нет. Другое дело меня всегда это интересовало, как любого страстного человека. Сказать о своих вещах, что это — эротические вещи — я никогда не смогу. Сказать, что они о любви — да. Это, кстати, большая доблесть — писать о любви очень трудно, почти невозможно. Такая премия у нас — это было бы достаточно искусственное образование. Это то же самое, как учредить премию за прозу о рыболовах, или за прозу о стоматологии. Это бессмысленно. Бессмысленно загонять литературу в узкий профессиональный или рекламный контекст. Нет литературы тематической.
— Если бы у вас была возможность влиять на русскую литературу и русское книгоиздательство так же, как вы влияете на ваш журнал, какой бы была наша литература?
— Я вряд ли бы за такое взялся... У меня нет общественного энтузиазма. К своим достоинствам как литературного эксперта я отнес бы достаточно широкое вкусовое поле. Мне не свойственна узколобость, снобизм. В то же время мне не свойственна тяга к попсе и голимой развлекательности. Я способен оценить вещи, которые мне совсем не близки: «да, действительно, это качественная литература». И будь я культуртрегером, или диктатором литературной политики, я бы пропускал достаточно разнообразные вещи. Другое дело, что в России пишут сейчас очень плохо. Это такая беда! Быть одним из лучших на уровне какой-то там премии — это не слишком большая доблесть. Пишут очень некачественно, очень некультурно, невнимательно, неряшливо. Я вообще почти не вижу хороших рассказчиков. Мне очень понравилось выражение Бродского, хотя я не считаю его великим мыслителем: «Все несчастья на земле происходят от вульгарности человеческого сердца». Это практически непобедимо. И когда говорят, что сейчас вульгарность нарастает, это паническое преувеличение. Процентное соотношение «добра и зла» всегда было одинаковым. Просто сейчас это все более заметно...

Беседовал Артем Шатунов

Анонс журнала «Октябрь» №1-2007.

Валерия Пустовая и Юлия Качалкина. О прозе Игоря Сахновского.

Новый роман (обозначенный автором как “роман с продолжением”) Игоря Сахновского “Человек, который знал все” – пример именно такого счастливого эксперимента. В нем, как в шкатулке с двойным дном, автор под одной невероятной, но подробной (вплоть до запаха парфюма) историей из жизни научного и не в меру романтического работника с фамилией фаталиста (Безукладников) прячет историю своих собственных отношений с текстом, манерой письма, литературой как таковой.

Два эти дна хранят один и тот же секрет. Безукладников, только и значивший что-то на этом свете благодаря любви к легкомысленной жене Ирине, ушедшей к богатому криминальному авторитету, волей фантастических обстоятельств становится медиумом и объектом пристальной слежки сразу четырех разведок. Потеряв всякий интерес к первопричине своих бед, он полагается на волю судьбы.

Таким образом “Человек, который знал все” – роман именно о судьбе, как о чем-то предопределенном, но имеющем несколько вариантов развития. В одном случае – случае Безукладникова – приведшей если и не к смерти героя, то к его обезличиванию. В случае втором – случае самого Сахновского – превращающей повествование в нечто действительно бесконечное, настроенное на отсутствие смерти как окончания текста, на вечно открытый финал, не зря же отданный письмам героев, а не прямому, итоговому слову автора.

Сахновский, чувствуя обыденность практически любого зла и любой человеческой боли для современного искушенного читателя, разыгрывает перед ним драму избыточности этого зла и боли. Если смерть, то – изуродованным до неузнаваемости. Если философия, то – выстраданная всем тем, что ведет к этой смерти.

Единственное, что не поддается избыточности, это – счастье. Его у Сахновского на этот раз нет.

«Я до сих пор не считаю себя профессионалом в полном смысле этого слова. Потому что писательство для меня всегда было абсолютно приватным, домашним и очень сомнительным занятием. Сомнительным в том смысле, что за это никто не отвечает, кроме тебя. Здесь результат непредсказуем никем и ничем. Ты тратишь свою жизнь, свое время, свои силы… я не могу работать „профессионально“. Я пишу очень медленно. Безобразно медленно. Пока я не получу кайфа от фразы, я ее не отпускаю».

Этот «кайф от фразы», от каждой фразы Сахновского можете испытать и вы, если откроете его произведения.

Сахновский, И. Насущные нужды умерших [Текст] / Игорь Сахновский // Новый мир. — 1999. — № 9.

Сахновский, И. Стихи разных лет [Текст] / Игорь Сахновский // Урал. — 2001. — № 10. — С. 124-131.

Сахновский, И. Два рассказа [Текст] / Игорь Сахновский // Знамя. — 2003. — № 3. — С. 6-17. — Содерж.: Принцип Шнайдера. Нелегальный рассказ о любви.

Сахновский, И. Счастливцы и безумцы [Текст] : рассказы / Игорь Сахновский // Октябрь. — 2003. — № 7. — С. 55-81. — Содерж.: Если ты жив. Мы сами нездешние. Бахчисарайская роза. Быть может. Супер. Супер-2. Ревнивый бог случайностей.